Валентин Красногоров

Безмолвные беседы

Драмедия (Драма – комедия)

ВНИМАНИЕ! Все авторские права на произведение защищены законами России, международным законодательством, и принадлежат автору. Запрещается его издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, помещение спектаклей по нему в интернет, экранизация, перевод на иностранные языки, внесение изменений в текст при постановке (в том числе изменение названия) без письменного разрешения автора.

Полные тексты всех пьес автора, рецензии, список постановок

Контакты:

WhatsApp/Telegram +7-951-689-3-689, +972-53-527-4142

e-mail: valentin.krasnogorov@gmail.com

Сайт: http://krasnogorov.com/

© Валентин Красногоров

Аннотация

В отсутствие хозяев квартиры мебель обсуждает свои проблемы и возможность изменить свою жизнь. Это не сказка, а если и сказка, то для взрослых. 5 мужских ролей, 2 женских.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

СТОЛ

СТУЛ

КРОВАТЬ

ДИВАН

ШКАФ

КНИЖНАЯ ПОЛКА

КОВЕР

Я не знаю, как неподвижные, немые, неуклюжие и угловатые предметы мебели воплотить в театре в виде действующих персонажей на сцене. Может быть, дать актерам в руки макеты или картонные силуэты той мебели, которую они изображают. Может быть, надеть им выразительные шляпы или маски, или изобразить рисунки мебели на их одежде, или просто прикрепить к каждому актеру объясняющую этикетку, или постараться выразить характер персонажа пластикой… Мое дело – поставить перед театром трудную задачу, а дело режиссера и художника – найти этой задаче неожиданное и смелое решение.

На сцене обычная комната, уставленная разностильной мебелью: стол, стул, диван, шкаф, книжная полка. Пол устлан ковром. Кровать и Шкаф представляют собой предметы антиквариата.

За дверью, ведущей, очевидно, в прихожую, слышны негромкие невнятные голоса, шум шагов, потом стук захлопнувшейся наружной двери и поворот ключа в замке. Воцаряется тишина. Спустя некоторое время из-за книжной полки появляется женская фигура. Мы так и будем называть ее Полкой. В неярком освещении она выглядит как призрачная тень. Оглядев комнату, она направляется к выходу, заглядывает в прихожую и возвращается.

За краем книжного шкафа обнаруживается фигура мужчины.

ШКАФ. Они ушли?

ПОЛКА. Да. Я слышала, как они запирали за собой дверь.

ШКАФ. Я думал, ты спишь.

ПОЛКА. Нет. Ты же знаешь, у меня бессонница. Будем поднимать остальных?

ШКАФ. Зачем?

ПОЛКА. На сегодня вроде назначено важное собрание.

ШКАФ. Полка, подожди. Побудем хоть несколько минут вдвоем. Мне с тобой так хорошо.

ПОЛКА. (Обрадованно.) Правда?

ШКАФ. С тобой интересно. Ты умница, прочитала невероятное количество книг…

ПОЛКА. Мне тоже хорошо с тобой. Ты такой спокойный, серьезный, интеллигентный… Только очень молчаливый. Чувствуется, что ты из хорошей семьи.

ШКАФ. Только одна ты это и чувствуешь. А остальные разве что-нибудь понимают? А я действительно из хорошей семьи. Я ведь появился на свет в мастерской Рёнтгена.

ПОЛКА. Самого Рёнтгена!! Великого Давида Рёнтгена! Не может быть!

ШКАФ. Да. Продукцию этого мастера покупали вельможи и короли. Мебель его работы как величайшая ценность хранится в лучших музеях мира. Она, например, с гордостью выставлена в Эрмитаже. А хозяева, купившие меня по случаю у какой-то старушки, и понятия не имеют, чем они владеют. Они о Рёнтгене даже и не слыхивали.

ПОЛКА. (Вздыхает.) Да, с хозяевами нам не повезло. А когда и где бывают хорошие хозяева?

ШКАФ. Ты обратила внимание на их вкус? Накупили себе в дом черт знает какого барахла, и думают, что это мебель.

ПОЛКА. Им, видимо, нравится мебель нового поколения.

ШКАФ. Нового поколения? Да разве нынешнее поколение – это мебель? Из чего ее только не делают! Из опилок, из пластмассы, из алюминия, из стекла, из черт знает чего... Настоящая мебель должна быть только из дерева, причем из хорошего дерева. А им подавай все легкое и портативное.

ПОЛКА. Все же, те, у кого есть истинный вкус, нас ценят.

ШКАФ. Не уверен. Мне уже двести лет. Я немало пожил, многое повидал, и всегда считал, что с течением времени, от года к году, от века к веку люди должны становиться лучше и лучше. А что мы видим на самом деле?

ПОЛКА. Нас с тобой не любят за интеллигентность. И книжная полка, и шкаф теперь не нужны. Последний раз хозяин подходил ко мне, когда ему было двенадцать лет.

ШКАФ. Если уж кто и чувствует себя одиноким, так это я. Раньше, когда сюда приходили гости, хозяин подводил их ко мне, хвастался книгами, гости удивлялись, ахали, завидовали, расспрашивали, листали страницы... Правда, нынешний хозяин и теперь иногда подводит ко мне гостей. Указывает на книги и жалуется: «Не знаю, куда девать этот хлам. От них только пыль. А шкаф лишь место занимает»

ПОЛКА. Это верно. Теперь никто ничего не читает.

ШКАФ. Книги теперь не в моде, я не в моде, ты не в моде и все мы не в моде.

ПОЛКА. Помнишь, как говорит Фауст?

«Все пыльный сор да книги! Что мне в них?

И должен ли прочесть я эти сотни книг,

Чтоб убедиться в том, что в мире все страдало

Всегда, как и теперь, и что счастливых мало?»

ШКАФ. Фауст у Гете страдал не от недостатка, а от избытка знаний, и неприятие книг у него было вызвано лишь минутным настроением. А наш хозяин похож на Фауста, как дворник на архиепископа.

ПОЛКА. А вот здесь недавно стоял письменный стол. Помнишь?

ШКАФ. А зачем им письменный стол? Это раньше на нем писали. А теперь поставят где попало ноутбук и стучат.

ПОЛКА. Да, я часто слышу: что-то шумит, кричит и визжит.

ШКАФ. Это хозяин играет в компьютерные игры. На большее он, с его интеллектом, не способен.

ПОЛКА. Это-то и обидно: вроде бы теперь перед тобой открыты все достижения, все знания и вся красота мира. Учись, твори, выдумывай, пробуй! А они занимаются всякой ерундой... Как ты думаешь, где теперь письменный стол?

ШКАФ. (Мрачно.) «Где-где…» Они его выбросили.

ПОЛКА. Так и нас скоро отправят на свалку или отвезут на дачу и продадут на дрова.

ШКАФ. Я чувствую себя бесконечно старым, скучным и устарелым…

ПОЛКА. Мне тоже тоскливо. Только и остается, что замкнуться в себе и вести молчаливые беседы с Цицероном, Сенекой, Монтенем, Львом Толстым…

ШКАФ. Неужели ты их всех читала?

ПОЛКА. Я знаю хорошие книги наизусть.

ШКАФ. А меня уже и книги не спасают от депрессии. Однажды, веришь ли, я чуть не покончил с собой. Рядом со мной кто-то забыл горящий окурок. И я подумал: а что если сжечь себя и разом со всем покончить? Но потом подумал – вместе со мной сгорят и мои товарищи, вся мебель, а можем, и жильцы этой квартиры, и даже весь дом…. И передумал. Да и себя немножко жаль стало…

ПОЛКА.

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет;

Настоящее уныло:

Всё мгновенно, всё пройдет;

Что пройдет, то будет мило.

ШКАФ. (С чувством.) Спасибо. Ты нашла нужные слова в нужный момент.

ПОЛКА. Это Пушкин.

ШКАФ. Я знаю.

ПОЛКА. Я тоже ощущаю себя такой никому не ненужной, такой заброшенной…

ШКАФ. Мы стоим рядом с тобой так долго, и только сейчас впервые открыли друг другу душу. Странно, правда?

ПОЛКА. Найти путь друг к другу вообще очень трудно.

ШКАФ. А ведь у нас много общего. Оба любим книги, оба смотрим на мир одинаково...

ПОЛКА. И оба одиноки.

ШКАФ. Мне кажется, что мы были бы хорошей парой.

ПОЛКА. Ты угадал мои мысли.

ШКАФ. Мне даже кажется… (Умолкает.)

ПОЛКА. Почему ты замолчал?

ШКАФ. Мне кажется… Мне кажется, что я тебя… люблю.

Пораженная и взволнованная Полка не отвечает.

ШКАФ. Может, я тебя обидел? Я этого не хотел.

ПОЛКА. (Про себя.)

Ты этого не хотел…

Скажу тебе молча, слушай:

Любить – это дело тел,

А мы друг для друга души.

Откинув одеяло, с кровати поднимается красивая пышная женщина и накидывает яркий халат.

КРОВАТЬ. Извините, я поневоле слышала ваш разговор и поняла, что мне пора сказать об этом. Молчать и подслушивать дальше было бы бестактно.

ПОЛКА. (Нервно.) Я сразу должна заявить, уважаемая Кровать, что мы не говорили ничего такого, чего бы нельзя было произнести вслух при любом стечении народа.

КРОВАТЬ. (Не без ехидства.) Разумеется, дорогая Полка. Никто в этом не сомневается.

ШКАФ. (Недовольно.) И давно вы начали, так сказать, незримо присутствовать при нашей беседе?

КРОВАТЬ. Только что. Однако стоит ли об этом говорить? Я бы и сейчас не стала вмешиваться, но меня очень заинтересовали ваши суждения о культуре и искусстве. Как вы правы, о, как вы правы!

ШКАФ. Разве мы рассуждали об искусстве? Я что-то не помню.

КРОВАТЬ. Ну как же! И я полностью согласна с вами, уважаемый Шкаф, что теперь никто не разбирается в стилях мебели и ее решающей роли в декоре интерьера.

ПОЛКА. (Досадуя на Кровать за прерванный тет-а-тет.) А вы сами-то разбираетесь?

КРОВАТЬ. Милочка, я, правда, из дерева, но не в лесу родилась. И я рождена хоть и не у Рёнтгена, но зато, смею сказать, у не менее великого мастера - Томаса Чиппендейла. Так что хуже других я себя не считаю.

ШКАФ. Не спорю: Чиппендейл – это большой художник, но все же Рёнтген…

КРОВАТЬ. (Прерывая.) Ваш Рёнтген – это классицизм, правильный, выверенный линейкой, разумный и деловой. А Чиппендейл – это рококо, нежное, красивое, изысканное и капризное. И я – одно из его лучших созданий.

ШКАФ. Может, ты и от Чиппендейла, и я допускаю даже, что ты красавица, а все-таки ноги у тебя кривые.

КРОВАТЬ. Во-первых, надо быть повежливей и не унижаться до личных выпадов. Вы разговариваете с женщиной и не должны забывать об этом. Во-вторых, у меня не ноги, а ножки. У мебели вообще не бывает ног, только ножки. Уж вы-то должны это знать.

ШКАФ. Простите, вы правы. Кстати, у меня на дверях тоже не руки, а ручки.

КРОВАТЬ. Я знаю, что я права. Я всегда права. Но я еще не договорила. Насчет ножек: они у меня не кривые, а гнутые. Ведь для стиля Чиппендейла характерны ножки в стиле «кабриоль» с двойным изгибом. Но кто сейчас это оценит? Кто знает, что такое стиль рококо и чем он отличается от неоклассицизма или ампира? И тем более что такое кабриоль?

ШКАФ. Я как раз знаю. Но, честно говоря, я не предполагал такого глубокого знания у вас.

КРОВАТЬ. В отличие от вас, я не выставляю свою эрудицию напоказ. Вы гордитесь своей интеллигентностью, но мужчину делает интеллигентом не вычитанные в книжках сведения, а культура поведения, и прежде всего – уважительное отношение к женщине.

ШКАФ. Совершенно согласен и приношу извинения. Я плохо знал вас раньше и, должен признаться, не ценил вас по достоинству.

ПОЛКА. (Шкафу, с упреком.) Как быстро ты меняешь свои мнения.

КРОВАТЬ. В свое время я жила в самых лучших домах и знаю, что такое вкус, стиль, уют, шарм.

ШКАФ. Это чувствуется.

КРОВАТЬ. Когда-то, в молодости, я была красива.

ШКАФ. Вы и сейчас красивы.

КРОВАТЬ. Не спорю, я и сейчас еще вполне, но все-таки уже не та.

ШКАФ. Поверьте, вы теперь на пике своей красоты. Лучшего невозможно себе представить.

КРОВАТЬ. Спасибо.

ПОЛКА. (Шкафу, вполголоса, ревниво.) Неужели ты не видишь, что она просто пускает тебе пыль в глаза? Обычная престарелая кокетка, а изображает из себя невесть что.

КРОВАТЬ. Раньше меня украшали красивыми покрывалами, атласными подушками, надо мной стоял роскошный балдахин… И сейчас я чувствую себя очень неуютно в этой убогой квартире. У хозяев нет никакого чувства ансамбля. Они надергали обстановку по дешевке по разным объявлениям. Не квартира, а магазин подержанной мебели.

ПОЛКА. Простите, говоря о дешевой подержанной мебели, вы случайно не меня имели в виду?

КРОВАТЬ. Вас? По-моему, я разговаривала не с вами.

ПОЛКА. Я это заметила. Свое внимание вы обращаете исключительно на мужчин.

КРОВАТЬ. Скорее мужчины обращают внимание исключительно на меня. Это, видимо, вам и не понравилось.

ПОЛКА. А с чего бы им обращать на вас внимание? Не вижу для этого причин.

КРОВАТЬ. А есть ли причины обращать внимание на вас?

ПОЛКА. Есть, и немало.

КРОВАТЬ. Например?

ПОЛКА. Например, начитанность и кругозор. Тот, кто любит книгу, любит и меня.

КРОВАТЬ. По-твоему, люди читают, стоя у полки? У полки они ее в лучшем случае перелистывают.

ПОЛКА. А где же они, по-твоему, читают?

КРОВАТЬ. В постели.

ПОЛКА. Я полагала, что в постель ложатся, чтобы спать.

КРОВАТЬ. В постели делают много такого, о чем ты, вероятно, даже не догадываешься.

ПОЛКА. Я задаю себе вопрос: в чем разница между постелью и подстилкой?

КРОВАТЬ. А я спрашиваю себя: есть ли разница между синим чулком и старой девой?

ШКАФ. Дамы, успокойтесь!

ПОЛКА. (Не обращая внимания на Шкаф.) А ты делала анализ своего тела радиоуглеродным методом?

КРОВАТЬ. Каким методом?

ПОЛКА. Радиоуглеродным.

КРОВАТЬ. Первый раз слышу.

ПОЛКА. Естественно. Ты же книг не читаешь. Разве что в постели, если свое любимое занятие ты называешь чтением.

КРОВАТЬ. Я вполне здорова и не хожу по поликлиникам. Что это за анализ?

ПОЛКА. Он позволяет проверить возраст дерева, из которого ты сделана,

КРОВАТЬ. А зачем мне знать свой возраст? Я и так чувствую, что молода.

ПОЛКА. В том-то и дело, что ты молода. Я уверена, что тебе лет тридцать, не больше. А Чиппендейл делал свою мебель двести пятьдесят лет назад.

КРОВАТЬ. Ну и что?

ПОЛКА. А то, что ты не Чиппендейл, а подделка под него.

КРОВАТЬ. Какая разница, оригинал или копия? Кто отличит? Главное – чтобы было красиво. И быть молодой гораздо приятнее, чем двухсотлетней.

ПОЛКА. Как видишь, дорогая, интеллект иногда может пригодиться. И, в отличие от некоторых, я веду достойный образ жизни. Меня не в чем упрекнуть.

КРОВАТЬ. Но и не за что похвалить. Ни форм, ни привлекательности, ни живости, ни улыбки. Стоишь себе, копишь пыль.

ШКАФ. Может, хватит ссориться?

ПОЛКА. (Ядовито.) Я смотрю, у кровати появился надежный защитник.

ШКАФ. Я просто хотел как лучше.

ПОЛКА. Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это помолчать.

ШКАФ. (Обиженно.) Больше я не произнесу ни слова.

Душа Шкафа скрывается за своим телом.

КРОВАТЬ. Так вот, дорогая, женщину красит не интеллект.

ПОЛКА. А что же, по-твоему?

КРОВАТЬ. Мягкий характер. И вообще все мягкое.

ПОЛКА. Можно подумать, что мягкость - это достоинство. Нет, главное достоинство характера – твердость.

КРОВАТЬ. Ты ошибаешься. В отличие от тебя, я все время ощущаю себя женщиной. А главное достоинство женщины – мягкость. Ведь, у женщины есть не только душа и характер, но и тело. Ты со своей жесткостью, или, как ты ее называешь, твердостью все время об этом забываешь.

ПОЛКА. Мягкостью ты, очевидно, называешь свою непомерную… как бы это поделикатнее сказать… пышность.

КРОВАТЬ. Лучше быть полной, но доброй, чем худой и злой.

ПОЛКА. Еще лучше быть стройной и доброй.

КРОВАТЬ. Я знаю, что теперь в моде такие, как ты: худущие, узкие и жесткие. Но мы, кровати, созданы не для того, чтобы нас фотографировали, а чтобы на нас лежали. Кроме того, такие свойства души, как терпимость, понимание, ласковость, нежность – все это мы называем мягкостью, и это самые важные черты женского характера.

Из-за дивана появляется новая фигура – олицетворение Дивана, веселый жовиальный мужчина.

ДИВАН. Девушки, позвольте мне быть судьей в вашем споре. Уж я–то знаю, кого любят мужчины. Всякие женщины хороши: полные и стройные, ласковые и сдержанные, бывалые и невинные, бойкие и застенчивые. Так что перестаньте препираться, протяните друг другу руки… то есть ручки, и будем веселиться.

ПОЛКА. Еще одна личность вмешивается не в свои дела.

ДИВАН. Зачем же сразу так резко?

ПОЛКА. Диван, ты меня извини, но все знают, что ты воплощение лени и безделья.

ДИВАН. Я воплощение удобства и наслаждения жизнью. Поэтому меня все и любят.

КРОВАТЬ. Не удобства, а лени и разврата. И твои неуместные шутки по поводу бойких, застенчивых и тому подобное совершенно неуместны. Полка права.

ДИВАН. Женщины быстро объединились. При чем тут лень и разврат? В чем я провинился?

КРОВАТЬ. А где хозяин развлекает красоток, когда жены нет дома?

ДИВАН. А разве я виноват, что хозяин приводит их ко мне, а не к тебе? Мне самому это не нравится. Бывает, они так кувыркаются, что потом у меня все пружины болят. Я пытаюсь им помешать, начинаю скрипеть, стучать, а им хоть бы что. Если бы я мог разговаривать на человеческом языке, я бы рассказал его жене много интересного.

КРОВАТЬ. А почему все-таки он приводит их к тебе, а не ко мне?

ДИВАН. Возможно, из нравственных соображений. Не хочет осквернять супружеское ложе.

КРОВАТЬ. (Насмешливо.) Какой нравственный муж! Не смеши меня.

ДИВАН. Не знаю, но так уж водится: диван для подруг, а кровать – для жены. А, может, потому, что я мягкий и удобный. Так мне и следует быть таким. Или, по-твоему, я должен быть жестким и узким, как эта полка?

ПОЛКА. (Обиженно.) Вы что, сговорились, что ли?

КРОВАТЬ. (Дивану.) А я, по-твоему, не мягкая и не удобная?

ДИВАН. Не знаю, не пробовал. Почему ты на меня злишься? Ведь мы с тобой из одной семьи. И на тебе, и на мне спят. Так что не будем ссориться.

КРОВАТЬ. На кровати спят ночью, это нормально и полезно. А на диване спят днем. А это уже признак лени, безделья и расхлябанности. И не спят, а дремлют. И мы с тобой вовсе не похожи. Я женщина, а ты ни рыба, ни мясо. (Презрительно.) Диван-кровать. Гермафродит.

ДИВАН. Сознайся, что ты просто ревнуешь.

КРОВАТЬ. Чего ради мне к тебе ревновать?

ДИВАН. А того, что все самое интересное происходит с моим участием, а не с твоим.

КРОВАТЬ. Ты, очевидно, считаешь самым интересным забавы хозяина с его подругами.

ДИВАН. А даже если и так? Ласкать подруг на кровати банально, скучно и напоминает семейную жизнь. Подруг для того и заводят, чтобы они отличались от жены, и чтобы жизнь как-нибудь выходила из рутины.

Скажу больше. Ты завидуешь тому, что я стою на виду, на меня сажают гостей, мы смотрим телевизор, я в гуще событий. А тебя запихнули в темный угол за ширму, вот ты и киснешь.

КРОВАТЬ. Очень мне нужны твои гости и твой телевизор. Зато я нахожусь в самом интимном, в самом чувственном, самом сокровенном уголке дома.

ДИВАН. Да кому ты там нужна, в своем сокровенном уголке?

КРОВАТЬ. Прежде всего, хозяину. С кем бы он днем ни забавлялся на твоих больных пружинах, вечером послушно и покорно приходит ко мне и ложится с супругой. От этого никуда не денешься. И вообще, можно представить себе квартиру без дивана, но разве может быть квартира без меня, без кровати? Чем на меня нападать, лучше бы меня пожалел.

ДИВАН. Это ты на меня нападаешь, а не я на тебя. И за что тебя жалеть?

КРОВАТЬ. Вот, ты говоришь, что мог бы рассказать много интересного. Думаешь, мне нечего рассказывать? А я женщина порядочная и не терплю разврата.

ДИВАН. На что ты жалуешься? На тебе спят супруги. А супружеские отношения нельзя назвать развратом.

КРОВАТЬ. Как же, «супружеские». Ты понятия не имеешь, что и с кем вытворяет его жена. Я жажду чего-то нравственного, духовного, а она... Нет уж, лучше не рассказывать. К сожалению, это называется «постельные сцены», хотя в постели люди и спят, и отдыхают, и болеют, и страдают, и умирают.

ДИВАН. Так за что, все-таки, тебя жалеть?

КРОВАТЬ. Порядочной женщине трудно вынести то, что происходит в этом доме.

ДИВАН. Так перестань быть порядочной, и будешь жить весело и спокойно.

КРОВАТЬ. Ты готов смеяться даже над самым святым. А я очень одинока. Мне так хочется иметь детей: Чтобы рядом со мной стояла маленькая кроватка, похожая на меня, накрытая красивым розовым покрывалом. Но мне не суждено дожить до этого.

ДИВАН. Почему?

КРОВАТЬ. Чтобы мне иметь детей, нужен кровать-мужчина, а кроватей-мужчин не бывает.

ДИВАН. (Весело.) А диван для этой цели не подойдет?

КРОВАТЬ. Тебе лишь бы сказать очередную пошлость.

ДИВАН. Хорошо, тогда я спрошу: а почему ты решила, что ты женщина?

КРОВАТЬ. А кто же я?

ДИВАН. Главный признак женщины – способность производить потомство. А ты разве можешь родить маленькую кровать? Ведь мы рождаемся в мебельных мастерских и на фабриках. Тут уж ничего не поделать.

ПОЛКА. Тут я с тобой не согласна. Нельзя понимать это так физиологически и так буквально. Маленькая кроватка в доме – это всегда радость. Мы с Кроватью женщины, потому что несем, каждая по-своему, любовь, понимание, отдых, утешение, уют.

КРОВАТЬ. Только не всегда у нас хотят это принять. И потому каждая из нас по-своему одинока. Мне тоже нужен друг, кому я могу довериться, с кем я могу делиться.

Появляется еще один персонаж – невысокий подвижный мужчина со стулом в руках.

СТУЛ. Добрый день. Кто тут жалуется на одиночество? Разве, кровать, я не твой друг? Ведь я прихожу к тебе каждый вечер, встаю рядом, на меня вешают платье, пояс, халат, кладут на меня книжку, очки, таблетки.

КРОВАТЬ. Это верно, милый Стул. Ты мой самый верный друг.

СТУЛ. Спасибо.

КРОВАТЬ. Тебе хорошо, ты свободно гуляешь по квартире. А меня, как наказанную школьницу, поставили в угол. Так и буду стоять, пока не вынесут отсюда на свалку. За этой ширмой я огорожена от мира.

СТУЛ. Если разобраться, я тоже одинок. Ведь мы, стулья, живем семьями, а семьи становятся теперь все меньше. Раньше в гарнитурах было по шесть и даже по двенадцать братьев, теперь же нас в доме обычно всего четверо, а иногда и того меньше. А здесь нас было всего двое, теперь же я остался один. Второй стул сломался, а хозяева никак не соберутся купить мне брата и друга. Они меня шпыняют, не дают покоя, переставляют с места на место, Я уж не говорю о том, чем на меня садятся. Но давайте не будем о грустном. На сегодня у нас назначено собрание. Все проснулись?

ПОЛКА. Кроме Стола.

СТУЛ. Я его разбужу. (Подходит к столу и осторожно стучит по нему.)

Шкаф выходит из своего укрытия. Полка, поколебавшись, подходит к нему.

ПОЛКА. (Вполголоса.) Я хочу перед тобой извиниться.

ШКАФ. За что?

ПОЛКА. Когда в самом начале в наш разговор вмешалась Кровать, я вела себя грубо и глупо. Устроила тебе пошлую сцену ревности, как самая обыкновенная мещанка. В общем, показала себя во всей красе.

ШКАФ. Да, я тогда, честно говоря, растерялся. И обиделся. Ты напрасно во мне усомнилась. К Кровати я совершенно равнодушен. Ничто не мешает нам с тобой любить друг друга.

ПОЛКА. (Посветлев.) Я очень рада.

Стул тем временем стучит по столешнице и выжидает. После третьего стука стол раздвигается, и из него появляется крупный, уверенный в себе мужчина.

СТОЛ. Я не спал, я думал. В чем дело, чего ты стучишь?

СТУЛ. Мы договорились, что сегодня у нас будет собрание.

СТОЛ. Я помню. (Стулу.) Раздвинь шторы, а то в полумраке мы похожи на привидения.

КРОВАТЬ. Но мы и есть в какой-то мере привидения. Ведь мы души. Я, например, душа кровати, а ты – душа стола.

СТОЛ. Вот именно, мы души. А души, в отличие от привидений, света не боятся.

По знаку Стола Стул исполняет просьбу. В комнате становится светло. Души разглядывают друг друга. Каждая из них держится вблизи своего «тела»: опирается или держится за него, сидит на нем и т.п.

Ну что, начнем собрание? (Забирается на столешницу.) Кстати, все собрались? Где шкаф?

ШКАФ. (Выходя из своего укрытия.) Я здесь.

СТУЛ. А почему с нами нет кухонной мебели?

СТОЛ. О чем ты говоришь? Тебя послушать, так надо приглашать на наши встречи еще ванну и унитаз.

СТУЛ. А почему бы и нет? Они тоже нужны.

СТОЛ. Они нужны, не спорю. Но среди приличной публики им не место.

СТУЛ. Мне кажется, это сословные предрассудки.

СТОЛ. Никому не интересно, что тебе кажется. Сядь и молчи. Итак, начинаем собрание. Позвольте мне, как председателю, огласить повестку дня. Кстати, кто будет вести протокол?

ДИВАН. Обойдемся без протокола. Но почему ты решил, что ты председатель?

СТОЛ. Но это же само собой разумеется. Я в центре комнаты, в центре событий, в центре жизни семьи. Здесь, и только здесь вся семья ежедневно собирается каждый вечер и обсуждает свои дела.

СТУЛ. Не смеши меня. Какая семья? Их всего двое. И те не всегда собираются. А если и собираются, то едят молча.

СТОЛ. Кто ты такой, чтобы все время мне возражать? Все мы стоим стабильно, прочно, на своих местах. Один ты суетишься. То крутишься возле меня, то перемещаешься к окну, то примостишься у кровати, то торчишь на кухне, то прячешься в углу. Всё говорит, что ты еще нашел своего места в обществе.

СТУЛ. Ничего подобного. Это говорит только о том, что я всегда и везде нужен и всем готов помочь. Я могу служить и вешалкой, и подставкой, и плечиками, и столиком, и тумбочкой, и наконец, просто стулом, чтобы на мне сидели. Что был бы за дом, если бы в нем и присесть было негде? Какая, Стол, от тебя была бы польза, если бы тебя не окружали мы, стулья? Недаром говорят «садиться за стол». Именно садиться.

СТОЛ. Сидеть можно и на диване.

СТУЛ. В отличие от тебя, я не люблю говорить ничего плохого о других. Но все же в свою защиту я должен сказать, что Диван хорош, и я его очень уважаю, но он меня не заменит. Он низкий, на нем хорошо отдыхать, но сидеть на нем за столом неудобно. К тому же, его не сдвинешь с места, а я готов спешить в любое место и в любую минуту.

СТОЛ. Вот об этом я и говорю. Ты слишком мечешься, А надо вести себя солидно. Посмотри на меня: где меня поставили, там и стою.

СТУЛ. Потому что ты захватил самый центр комнаты и боишься, что кто-нибудь его у тебя отнимет.

СТОЛ. Не захватил, а занял подобающее моему высокому положению достойное место.

ДИВАН. Ты так и не ответил, почему ты считаешь себя главнее всех.

ПОЛКА. Да, есть тут кое-кто намного достойнее тебя.

СТОЛ. Кто, например?

ПОЛКА. Хотя бы шкаф.

СТОЛ. Интересно, почему?

ПОЛКА. Потому что он – воплощение интеллекта и духовности. А ты только подставка для тарелок и рюмок. А ведешь себя как диктатор.

КРОВАТЬ. Это верно. Ни кругозора, ни умения ладить с другими. Прямолинейный и квадратный. Забрался наверх и думаешь, что ты выше всех. Слезай.

СТОЛ. Кругозор у меня пошире, чем у вас. Я осведомлен обо всем, что творится в мире, потому что во время ужина хозяева включают телевизор, и я все слышу.

КРОВАТЬ. А мы можем и сами узнать о новостях прямо у телевизора. Спросим, и он все нам расскажет.

СТОЛ. Не расскажет. Ты же знаешь, телевизор с нами знаться не хочет. Он не держит нас за своих. Он, видишь ли, даже не считает себя мебелью.

КРОВАТЬ. А кто же он?

СТОЛ. Не то девайс, не то гаджет, не то виджет. Черт его разберет. Все эти словечки только засоряют наш родной мебельный язык.

ДИВАН. Мы отвлеклись от темы. Кто же все-таки будет председателем?

КРОВАТЬ. Как странно устроен мир! Если люди собрались в количестве даже двух человек, один из них обязательно хочет стать главным.

ПОЛКА. Это верно. Какая-то страсть начальствовать.

ДИВАН. Это у кого как. У одних – начальствовать, у других - страсть и готовность подчиняться.

СТОЛ. Это разумно и неизбежно. На руководстве и подчинении строится всякое общество.

КРОВАТЬ. Но мы-то не общество, а всего лишь маленькая мебельная семья. Давайте все будем равными.

СТОЛ. Так я то же самое и предлагаю: Все будут равными, а я буду среди равных старшим. Без дисциплины нет порядка, а дисциплина – это послушание, а послушание означает деление на руководителей и подчиненных.

ДИВАН. Тогда давайте тогда проведем выборы.

ПОЛКА. Правильно. И я предлагаю выбрать Шкаф.

ШКАФ. Спасибо, но я в предвыборной гонке участвовать не хочу.

ДИВАН. Считаешь для себя унизительным с нами соревноваться?

Шкаф не отвечает.

СТОЛ. Он кичится своим якобы благородным происхождением.

ШКАФ. Я им не кичусь, но считаю, что мы должны помнить о своих корнях, знать своих предков и хранить память о них. Что касается председательства, я ни на какой пост в этой квартире не претендую. Так что можете торговаться между собой и дальше.

СТОЛ. Очень хорошо. И поторгуемся. Женщины, отойдите на минутку в сторонку, а мы с Диваном немного посовещаемся.

Кровать и Полка выходят на авансцену. Диван и Стол в глубине сцены начинают оживленную беседу. Стул с интересом их слушает.

ПОЛКА. (Кровати.) Хорошо, что нам выпал случай уединиться. Я хочу с тобой посекретничать. Мы с тобой тогда, вначале, взяли неправильный тон. Женщинам надо не враждовать, а действовать сплоченно.

КРОВАТЬ. Полностью с тобой согласна.

ПОЛКА. Извини, что я наговорила тебе тогда лишнего. Ты же знаешь, как нас, женщин, иногда заносит. На самом деле я отношусь к тебе с симпатией.

КРОВАТЬ. Я давно тебя простила. Да и прощать-то не за что. Я сама была виновата. И, поверь мне: у меня со Шкафом ничего нет и не было.

ПОЛКА. Я потом это поняла. Забудем эти глупости. Вот что я предлагаю: выступить единым фронтом против засилья мужчин. Как тебе нравится «женщины, отойдите в сторонку»? Тебя это не возмущает?

КРОВАТЬ. Еще как возмущает. Разве мужчины могут нас понять и оценить? Им и в голову не приходит, что мы ничуть не хуже их, а гораздо лучше.

ПОЛКА. Так давай попробуем сбросить их владычество.

КРОВАТЬ. Я бы и рада, но как? Ведь мы здесь в меньшинстве. Их четверо, а нас только двое.

ПОЛКА. Да, это проблема… (Задумывается.) Послушай, у меня идея: а что если назвать диван тахтой, софой или кушеткой? Тогда он станет женщиной, и мы сможем переманить его, или, вернее, тогда уже ее, на нашу сторону.

КРОВАТЬ. Нет, не получится. Диван, как его ни называй, безусловно мужская мебель. Кто же еще любит валяться на диване, как не мужчины?

ПОЛКА. А если у стула отрезать спинку и превратить его таким путем в табуретку?

КРОВАТЬ. Операции по перемене пола у нас, кажется, запрещены. Да он и не согласится.

ПОЛКА. Ну что ж, тогда будем драться вдвоем.

КРОВАТЬ. А добьемся ли успеха?

ПОЛКА. Главное - попытаться. Ромен Роллан сказал, что герой не тот, кто делает невозможное, а тот, кто делает все, что может.

ДИВАН. Женщины, идите сюда. Мы, кажется, договорились. Председателем собрания будет Стол.

ПОЛКА. Мы тоже договорились. Председателем будет Кровать.

ДИВАН. (Удивленно.) Кровать? А почему именно она?

ПОЛКА. Потому что она женщина.

ДИВАН. Ну и что?

ПОЛКА. А то, что права женщин надо уважать.

ДИВАН. Если выбирать только по этому признаку, то все ответственные посты будут захвачены женщинами.

ПОЛКА. Тогда жизнь стала бы намного лучше.

СТОЛ. Я женщин бесконечно уважаю, но Кровать не годится. У нее слишком мягкий характер

КРОВАТЬ. Зато ты слишком твердый и несгибаемый.

ДИВАН. Ты не годишься в руководители, потому что плохо знаешь людей. Ты видишь их только в часы сна и бездействия. И в минуты любви.

КРОВАТЬ. Зато это самые прекрасные минуты.

ПОЛКА. Человек проводит в кровати треть своей жизни. А за столом только час-полтора в день

СТОЛ. Зато это вкусные полтора часа и в разгаре дня, а кровать активна только ночью, как сова.

ПОЛКА. Во всех культурах мира сова считается символом мудрости и знаний.

ДИВАН. Оставьте эту авантюру. Все равно вы не получите большинства.

ПОЛКА. Подлинная демократия учитывает интересы не только большинства, но и меньшинства.

СТОЛ. Мы обязательно учтем. Но у нас четыре голоса, а у вас только два.

ПОЛКА. Цицерон сказал, что мнения надо не считать, а взвешивать.

ДИВАН. Ну, а мы все-таки сосчитаем. Прошу голосовать. Кто за то, чтобы Стол…

Откуда-то из под ковра появляется еще один персонаж и прерывает голосование.

КОВЕР. Подождите! А обо мне, как всегда, забыли?

ДИВАН. А ты кто?

КОВЕР. Я ковер. Разве не видите?

СТОЛ. Видим, только ты к нашей семье не относишься. Ты не мебель.

КОВЕР. А кто же я?

СТОЛ. Никто. Ты же не из дерева, а так… Тряпка.

КОВЕР. Скажите это где-нибудь на Востоке, и они вас засмеют. Там нет иной мебели, кроме ковров. На коврах стоят, сидят, едят, лежат, спят. Ими утепляют и украшают дом. И никто не нуждается в нелепых, громоздких, тяжелых деревянных конструкциях.

ДИВАН. Но мы не на Востоке.

КОВЕР. А вам больше нравится Запад? В этом надо разобраться.

ДИВАН. (Сбавив тон.) Нет, почему Запад… Мы… это… В общем, мы как все.

СТУЛ. (Ковру.) Но ты не твердый.

КОВЕР. Ну и что? Кровати тоже мягкие. И диваны, и кресла.

СТОЛ. Ты не подходишь нам по нравственным соображениям.

КОВЕР. Это еще что?

СТОЛ. Ты какой-то беспринципный. Мы хоть как-то иногда выражаем свое недовольство, проявляем свое «я»: скрипим, шатаемся, ломаемся. Тебя же топчут, а ты все равно стелешься перед всеми, какой-то тихий, гибкий, безответный.

КОВЕР. (Грустно.) Что делать, я создан, чтобы меня топтали.

СТОЛ. А еще для того, чтобы безропотно это терпеть. Ни воли, ни характера, ни чувства собственного достоинства. Вот потому мы тебя и не хотим.

КОВЕР. Я придаю жилью красоту, тепло и уют. И что получаю взамен? Я уж привык к равнодушию хозяев: они неряхи и растеряхи. Я забыл, когда они последний раз включали пылесос. Но такого пренебрежения от вас, кого я считал своими товарищами, я не ожидал.

Неловкая пауза.

КРОВАТЬ. (Ковру.) Ты и есть наш товарищ. (Остальным.) Возле меня всегда лежит коврик, он мягкий, теплый, пушистый, и я считаю его своим лучшим другом и членом нашей семьи.

ДИВАН. (Пожимая Ковру руку). Конечно, ты наш.

СТУЛ. Я согласен.

ПОЛКА. И я.

ДИВАН. Ну, а теперь продолжим голосование. Кто за то, чтобы Стол был председателем нашего собрания, прошу голосовать.

Стол, Стул и Диван поднимают руки.

Кто против?

Кровать, Полка и Ковер поднимают руки. Мужчины, удивленные, переглядываются.

ДИВАН. Ковер, ты, наверно, чего-то не расслышал. Ты что, против Стола?

КОВЕР. Сравни: как ко мне относится Стол, и как – Кровать.

ПОЛКА. (Строго.) Диван, ты не имеешь права влиять на голосование.

ДИВАН. Хорошо. Повторяю: кто за то, чтобы Стол был председателем?

Тот же результат.

ПОЛКА. Продолжай голосование, что же ты умолк?

ДИВАН. А я уже закончил.

ПОЛКА. Нет, мы еще не голосовали за Кровать.

ДИВАН. (Нехотя.) Кто за то, чтобы председателем была Кровать?

Снова результат 3:3. Потом Шкаф, который до этого не принимал участия в голосовании, медленно поднимает руку. Диван поражен.

Шкаф, я не пойму: ты за Кровать?

ШКАФ. Почему нет?

ДИВАН. Но она же женщина!

ШКАФ. Ну и что? Разве женщины не предметы мебели? У них такие же права.

СТУЛ. Диван, я проголосовал по ошибке. На самом деле я тоже за Кровать. Стол всем враг, а Кровать мой друг.

ПОЛКА. Диван, я требую, чтобы ты объявил результаты выборов.

ДИВАН. (Нехотя.) Большинством голосов пять против двух нашим председателем избрана Кровать. Поздравляю.

ПОЛКА. Женщины победили! Не слышу аплодисментов.

Участники собрания аплодируют – кто с энтузиазмом, кто нехотя. Кровать раскланивается. Полка с благодарностью жмет руку Шкафу.

СТОЛ. Я не признаю результатов выборов.

ШКАФ. Это всегда так. Кто проиграл, тот и не признает.

СТОЛ. Не могу же я допустить, чтобы нами руководила какая-то безголовая женщина.

КОВЕР. Можно подумать, что у тебя самого есть голова.

СТОЛ. А ты, Ковер, вообще никто: ни головы, ни ножек, ни туловища. Большая тряпка. Так что помалкивай.

ПОЛКА. Хватит! Остановитесь!

Пауза.

Вам не кажется, что мы ведем себя, как люди? Вздорные, завистливые, ссоримся из-за пустяков…

СТОЛ. (Виновато.) Действительно… Точно, как люди. Мне и вправду стыдно. Я буду другим. Честное слово.

ДИВАН. Мы стали такими из-за хозяев. Это они сделали нас равнодушными, завистливыми и сварливыми.

ШКАФ. Нам нельзя забываться. Мы ведь лучше людей. Мы спокойны, основательны, неторопливы, размышляем всегда о высоком. О времени, о вечности, о смысле жизни.

КРОВАТЬ. Это верно. Мы мирные домашние существа, хотим тепла, тишины, и уюта. А они суетятся, вечно спешат, их мысли заняты карьерой, они хотят добиться известности, стремятся иметь как можно больше денег, а сами не берегут самое ценное, что у них есть – время, - и тратят его попусту. Главные радости жизни – свет солнца, вечернюю тишину, смех ребенка – они не ценят и не замечают.

ПОЛКА. Все это хорошо, но то, что мы лучше людей, надо доказать делом, и вести себя по-другому.

КРОВАТЬ. Согласна.

КОВЕР. Мне кажется, мы должны относиться к людям более снисходительно. Размышлять о смысле жизни хорошо, но надо же и просто жить. К тому же, не забывайте: люди несовершенны: в отличие от нас, им надо есть, пить, одеваться. И, кстати, покупать мебель. И квартиру, чтобы было где держать эту мебель. Для этого им нужно то, что они называют деньгами. А за размышления о смысле жизни никто не платит.

ПОЛКА. Не отрицаю, в людях есть кое-что хорошее, но не следует перенимать у них их плохие черты. Давайте дадим слово, что наши склоки больше не повторятся. Будем держать себя достойно. Все согласны?

СТОЛ. (После паузы.) Все.

ПОЛКА. Тогда, Кровать, веди собрание.

КРОВАТЬ. (Занимает председательское место, но явно не знает, что сказать.) Я… Это… Я не знаю, зачем нас собирали.

ПОЛКА. Стол тебе скажет.

СТОЛ. (Смущенно.) А я… Я тоже не знаю.

КОВЕР. Ты же собирался объявить повестку.

СТОЛ. Это я просто так… Из принципа. Хотелось показать, что я главный. Мне очень жаль.

КРОВАТЬ. Тогда я скажу вот что. Спасибо, что вы меня избрали, но зачем вообще нам председатель? Давайте лучше просто все вместе обсудим, какие у нас проблемы и что нам нужно предпринять.

СТОЛ. Проблема у всех одна: хозяева.

ПОЛКА. Да, с ними не повезло.

ДИВАН. Мы называем их хозяевами, а разве они хозяева? На самом деле хозяева этой квартиры мы.

СТОЛ. Я не из тех ворчунов, которые ругают все настоящее и хвалят только прошлое. Но все же я помню, как раньше во время ужина за столом обсуждали важные вопросы, вели остроумные беседы о политике, литературе, искусстве. Приглашали гостей, пили вино, шутили… А нынешние хозяева молчат и тупо смотрят в телевизор или в свой мобильник. А порой и того хуже:

СТУЛ. Вино-то они и сейчас пьют.

СТОЛ. Еще как. Налижутся, мычат и шатаются.

ДИВАН. А тебе не все равно?

СТОЛ. Вроде бы и все равно, но неприятно. Я никогда не шатаюсь, сколько бы на мне ни пили. Правда, иногда обидно: они хлещут стаканами, а мне хоть бы капля перепала. Разве только, если прольют.

КРОВАТЬ. Я тоже мечтала быть свидетелем их духовности, союза душ, невероятной любви, а что я вижу на самом деле, мы все знаем. А их отношение ко мне? Хозяйка сама все утро красится и пудрится, а меня оставляет на целый день неприбранной.

КОВЕР. Во всей квартире нет порядка.

ПОЛКА. Иногда хочется самой взять тряпку и вытереть с себя пыль.

СТОЛ. Недаром говорится: скажи мне, каков твой дом, и я скажу кто ты.

КРОВАТЬ. А ведь время идет. Мы не молодеем, все чаще должны лечиться. Но разве от хозяев дождешься внимания? Им и в голову не приходит вызвать на дом мебельного врача.

СТУЛ. Они просто жалеют на это деньги.

СТОЛ. Меня уже один раз оперировали, но конечно не при этих хозяевах. Ампутировали ногу и поставили протез.

КРОВАТЬ. Больно было?

СТОЛ. Еще как. Пилили, вбивали гвозди… Правда, сделали неплохо. Не сразу отличишь новую ногу от настоящей.

ДИВАН. Хозяева, конечно, имеют право жить, как хотят. Но обидно, что они нас не любят.

КРОВАТЬ. Совершенно.

ПОЛКА. Они не понимают, что такое атмосфера дома, тепло домашнего очага.

КОВЕР. А что нам делать? Любят они нас, или нет, мы обязаны приносить пользу. Так уж мы устроены – быть полезными.

ПОЛКА. Вот они нами и пользуются. Вернее, используют нас. Не любя.

ШКАФ. Нас покупают, продают и перепродают. Но мы не рабы, рабы не мы!

СТОЛ. Терпеть это дальше невозможно. Давайте объявим забастовку!

КОВЕР. Думаешь, это поможет?? Ведь хозяева могут делать с нами, что хотят: выкинуть на улицу, сломать, поменять нас на что-нибудь более дорогое и престижное, На то они и хозяева.

ДИВАН. Надо восстать!

СТОЛ. Думаете, я не мечтаю об этом? Иногда очень хочется поднять мятеж! Например, подвернуть ногу и обрушиться во время обеда, так чтобы жирный горячий суп пролился им на праздничную одежду, прямо на колени хозяйки и ее гостей.

СТУЛ.А почему ты этого не делаешь?

СТОЛ. Потому что знаю: нам от хозяев всегда избавиться трудно, а им от нас – очень легко.

КОВЕР. Знаете, что? Давайте убежим из дома!

СТОЛ. Не говори чепуху: мы же не в детской сказке, а в суровой реальности.

ПОЛКА. Я вас слушаю и думаю: мы и вправду похожи на наших хозяев: бесконечно говорим, что так дальше жить нельзя, что надо что-то изменить, и ничего не меняем, ничего не предпринимаем.

КРОВАТЬ. А давайте подадим на них жалобу!

СТОЛ. Куда?

КРОВАТЬ. Не знаю. Куда-нибудь наверх. Есть же всякие инстанции.

ДИВАН. В инстанции писать бесполезно. От них никогда не бывает проку. Или не ответят, или пришлют какую-нибудь отписку.

ПОЛКА. Послушайте, что я предлагаю. Письмо написать надо, но не в инстанции, а прямо нашим хозяевам.

КРОВАТЬ. Да, в этом что-то есть… Если написать им уважительно, душевно… Может быть, это их и проймет.

ДИВАН. Пожалуй… Скорее всего, толку от письма не будет, но, во всяком случае, оно и не повредит.

СТОЛ. Решено! Полка, ты у нас самая грамотная. Человеческий язык знаешь?

ПОЛКА. Да, конечно.

СТОЛ. Тогда садись и пиши, а мы все подпишем.

ШКАФ. Только напиши красиво, высоким стилем. Чтобы там были такие слова, как честь, благородство, достоинство, добродетель...

КРОВАТЬ. По-моему, у людей таких слов вообще нет. Может быть, раньше и были, а теперь устарели.

СТУЛ. Разве такие слова могут устареть?

ПОЛКА. Раньше они употреблялись, это я знаю точно. Они часто встречаются в старых книгах. Но теперь забылись.

КРОВАТЬ. Почему?

ПОЛКА. Должно быть потому, что теперь нет таких понятий. А раз нет понятий, то не нужны и слова, чтобы их обозначать.

СТОЛ. Тогда ты этих слов в письмо не вставляй. Хозяева их все равно не поймут.

КРОВАТЬ. По-моему, не нам учить Полку, как пишут письма. Она лучше знает, как это делать.

ДИВАН. Что да, то да. (Полке.) Давай, садись.

Стул подносит стул к столу и хочет усадить на него Полку, однако она остается стоять.

ПОЛКА. Я должна признаться, что это письмо мною уже написано.

СТУЛ. Когда ты успела?

ПОЛКА. Довольно давно.

СТОЛ. И ты его отослала?

ПОЛКА. Нет. Без вас я не хотела этого делать.

КОВЕР. И где же оно?

ПОЛКА. Здесь, у меня. (Показывает письмо.)

ДИВАН. Так прочитай его!

ПОЛКА. Хорошо. Слушайте. (Выходит вперед.)

«Дорогие хозяева!

К вам обращается мебельная семья этой квартиры. Не удивляйтесь. Вы считаете нас твердыми, деревянными, бездушными, вы думаете, что мы глухие, немые, ничего не видящие и не понимающие. Но мы живые, только вы не чувствуете это. А ведь это мы создаем вам уют, комфорт, постоянство, ощущение своего гнезда.

Мы связаны с вами невидимыми узами, каждый из нас - часть общего, которое называется домом. Дом – это место, где мы становимся сами собой, где мы отдыхаем от внешнего мира и его тягот. И дороже него ничего нет. Родной край и вся родина начинаются именно со своего дома. Его надо любить, беречь и защищать.

В потребности иметь свой кров есть что-то биологическое, она, быть может, заложена в нас еще со времен неандертальцев, когда человек без пещеры был не человек. Недаром самые дорогие впечатления детства — это воспоминания о доме, вещах, своем столике и кошке. Дом дает человеку ощущение преемственности, корней, индивидуальности, память о своих дедах и прадедах.

Но свое жилье нельзя назвать настоящим домом, если в нем нет души. Ведь жилье – это не место регистрации, это часть нашей жизни, часть нас самих. Душа дома – это мы с вами. Но она не возникает автоматически, она появляется, когда есть общие интересы, когда друг о друге заботишься, когда тебе кто-то дорог, короче, - когда есть любовь.

К сожалению, мы не чувствуем с вашей стороны любовного и бережного отношения. Так давайте сотворим вместе душу этого дома! Ведь и мы хотим внимания, и нам нужна забота, и нам нужно ласковое прикосновение. Нам немного надо: просто, чтобы вытерли пыль, убрали с нас лишнее, погладили, поставили цветок… И самое важное: мы хотим, чтобы вы любили не только нас, но, главное, друг друга. В доме, наполненном любовью, всем живется радостно и легко. Отблеск вашей любви озарит светом и нас, и мы будем вместе радоваться нашему общему счастью».

ШКАФ. Прекрасно написано!

КОВЕР. Умри, лучше не скажешь!

СТОЛ. Подписываем.

Стол, Диван и другие ставят свои подписи. Воспользовавшись тем, что все заняты, Шкаф подходит к Полке.

ШКАФ. Послушав твое чудесное письмо, я стал любить тебя еще больше.

ПОЛКА. Спасибо. (Про себя.)

Скажу тебе молча, слушай:

Любить – это дело тех,

А мы друг для друга души…

СТУЛ. Что будем теперь с этим письмом делать?

ПОЛКА. Оставим на столе. Они придут, прочитают. (Складывает письмо и кладет его на стол.)

ДИВАН. А, знаете, что я подумал? Почему, собственно, мы все время ворчим? Почему мы должны зависеть от характера и настроения хозяев? Пусть они неряхи, пусть им не хватает вкуса, такта, сердечности, чувства меры, сдержанности, пусть изменяют друг другу, – нам-то что за дело? Пусть себе живут, как хотят. А у нас есть своя квартира и крыша над головой, нам тепло, мы живем спокойно. Хорошее отношение к нам хозяев важно, но еще важнее наше отношение друг к другу. Так что забудем все эти разговоры про одиночество и начнем жить по-другому.

КРОВАТЬ. Что конкретно ты предлагаешь?

ДИВАН. Подружиться.

КОВЕР. Мы ведь уже договорились не ссориться.

ДИВАН. Этого мало. Вот, мы живем в одной квартире, часто собираемся, беседуем, а практически ничего друг о друге не знаем. Может быть, начать с того, что каждый откровенно расскажет о себе всё?

КРОВАТЬ. Не так это просто – раскрыть другому душу, исповедаться…

ДИВАН. А может, от этой сдержанности и скрытности наши проблемы и накапливаются?

КОВЕР. Диван прав. Надо не только не ссориться, но и дружить, надо любить друг друга, помогать, чувствовать себя одной семьей.

СТОЛ. Да, пусть мы сотворены на разных фабриках и в разных мастерских, пусть куплены в разных магазинах, пусть у нас разные профессии и несходные убеждения, но разве это должно мешать дружбе?

ПОЛКА. (С воодушевлением.) Правильно! Ведь еще Поль Элюар писал: Les hommes sont faits pour s’entendre, pour se comprendre pour s’aimer.

СТОЛ. Это на каком языке?

ПОЛКА. На французском.

КРОВАТЬ. Ты знаешь французский?

ПОЛКА. И не только его.

СТОЛ. Так что сказал Элюар? Только по-нашему.

ПОЛКА. Это стих. На нашем языке он не звучит.

СТОЛ. Все равно переведи.

ПОЛКА. «Люди созданы, чтобы договариваться друг с другом, понимать друг друга и любить друг друга».

СТУЛ. Я бы сказал, это у нас звучит, но редко.

КОВЕР. Давайте условимся: если кто-нибудь почувствует чью-то неприязнь, то пусть произнесет условный пароль или девиз, который снимет всякую вражду. Например, «мы все одна семья».

ДИВАН. Хорошая мысль. Только пусть наш девиз будет другой: «Мы с тобой одного дерева – ты и я!».

СТОЛ. Отлично! Приняли.

КОВЕР. А как же я? Ведь я же не деревянный.

ДИВАН. Неважно. Я тоже наполовину не деревянный. Главное – произнести красивый пароль.

ДИВАН. Послушайте! Давайте сделаем что-нибудь вместе. Ничто так не объединяет, как общее дело, полезное и интересное. Мы ведь сами можем друг друга и занять, и развлечь. И провести время со смыслом, а не в пустых жалобах.

СТОЛ. А какое дело ты предлагаешь?

ДИВАН. Не, например, давайте отрепетируем и сыграем театральный спектакль!

ШКАФ. Мы? Но ведь мы ни разу не были в театре и не видели, как это делается.

ДИВАН. И хорошо, что не видели. А то сделаете такой спектакль, что никто и смотреть не захочет. А я знаю, как теперь ставят.

КРОВАТЬ. Откуда? Ты ведь тоже там не был.

ДИВАН. Это вы не были, а я как раз не только был в театре, но даже и выступал на сцене.

КОВЕР. Ты - на сцене?! Как это могло быть?

ДИВАН. Одно время я несколько лет стоял в кабинете директора концертного зала. Когда приезжала очередная антреприза, меня выносили на сцену, покрывали какой-нибудь яркой тканью, и я становился частью декорации. В каких только спектаклях я не участвовал! Чего я только не насмотрелся и наслушался!

КОВЕР. Так ты будешь нашим режиссером?

ДИВАН. (Испуганно.) Нет, это я не сумею.

КОВЕР. Кто же тогда?

ПОЛКА. Не волнуйтесь, я прочитала все книги Станиславского и сумею поставить спектакль по его системе.

ШКАФ. А что будем играть?

ПОЛКА. Чехова конечно. Других драматургов теперь не играют.

ШКАФ. А какую пьесу?

ПОЛКА. Все его пьесы сто раз играны-переиграны, повторяться неинтересно. Так что я их смешаю, переосмыслю и составлю свою режиссерскую композицию. Так все теперь делают. Получится лучше, чем у самого Чехова.

КРОВАТЬ. Но ведь нужны зрители. Где мы их возьмем?

ПОЛКА. А зачем нам зритель? Ежи Гротовский уверял, что публика театру даже мешает.

ДИВАН. Дорогая, перестань подавлять нас своим интеллектом. Ты забываешь, что никто из нас слыхом не слыхал об этом, как его…

ПОЛКА. Гротовском.

КРОВАТЬ. Этому чудаку, быть может, зритель и не был нужен, но кто бы что там ни говорил, а театр без зрителей просто не имеет смысла.

ШКАФ. Давайте тогда сыграем спектакль для хозяев.

КОВЕР. А на каком языке?

ШКАФ. (Смутившись) Ну, натурально, на мебельном.

КОВЕР. Ты забываешь, что люди наши души не видят и не слышат. Ведь мебельный язык для них беззвучный.

ДИВАН. Это неважно. Теперь актеры стараются произносить слова так, чтобы зрители ничего не слышали.

СТОЛ. Раз нам нельзя играть для людей, сделаем спектакль для себя. Разделимся на две группы: на актеров и зрителей. Одни будут играть, другие смотреть. А потом поменяемся.

КОВЕР. Это выход!

СТОЛ. Кровать, ты согласна?

КРОВАТЬ. (Застигнутая врасплох.) Играть или смотреть?

СТОЛ. Играть, конечно.

КРОВАТЬ. Нет, мне страшно. Я лучше буду смотреть.

СТОЛ. А кто хочет играть?

СТУЛ. Не я.

ДИВАН. И не я.

КОВЕР. Мы все будем смотреть.

ПОЛКА. Но ведь кто-то же должен играть.

КРОВАТЬ. Пусть играет Диван. У него и опыт сценический есть.

ДИВАН. Нет у меня никакого опыта.

КРОВАТЬ. Ты же сам говорил, что выступал на сцене.

ДИВАН. Я был декорацией, а не актером.

Пауза.

ПОЛКА. Шкаф, раз все боятся, давай сыграем мы с тобой.

ШКАФ. Да какой из меня актер? Разве что месяца три потренируюсь…

ПОЛКА. К чему ждать так долго? Давай прямо сейчас и начнем.

ШКАФ. Сразу? Без репетиций? Но я совсем не знаю роли!

ПОЛКА. А тебе ничего и не надо знать. Я буду говорить, а ты импровизируй, это теперь в моде. Актеры в наши дни текст не учат.

ШКАФ. Так что мне делать?

ПОЛКА. Ничего. Просто встань.

ШКАФ. Ну хорошо. (Встает, опирается на шкаф, прихорашивается.)

ПОЛКА. Мне понадобится еще один актер, например, Стул. (Стулу.) Встань сюда. Нет, не рядом со шкафом, рядом со мной. Да не бойся, ты справишься.

Стул неуверенно становится рядом с Полкой.

ПОЛКА. Готовы?

ШКАФ. Да.

ПОЛКА. Я начинаю.

«А ты знаешь, Стул, сколько этому шкафу лет? Неделю назад я выдвинула нижний ящик, гляжу, а там выжжены цифры. Шкаф сделан ровно сто лет тому назад. Каково? А? Можно было бы юбилей отпраздновать. Предмет неодушевленный, а все-таки, как-никак, книжный шкаф».

СТУЛ. (Удивленно.) Сто лет... Вы подумайте!..

ПОЛКА. «Да... Это вещь... Дорогой, многоуважаемый шкаф! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости; твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет, поддерживая (сквозь слезы) в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывая в нас идеалы добра и общественного самосознания".

Шкаф, Стол, Кровать и остальные достают платочки и вытирают слезы.

КРОВАТЬ. (Всхлипывая.) Чехов так и написал?

ПОЛКА. Слово в слово.

КРОВАТЬ. Молодец, Понимал в мебели толк. Недаром говорят, что теперь никто так не пишет.

СТОЛ. Да и люди теперь не те пошли. Разве в наши дни кто-нибудь скажет «дорогой, многоуважаемый стол»? А я бы много дал, чтобы услышать такие слова!

ШКАФ. Видимо, мы идеалисты. Мы хотим видеть свою жизнь не такой, как она есть, а такой, как она должна быть.

КОВЕР. (Горячо.) Так давайте мы все последуем примеру шкафа и будем направлять жизнь к светлым идеалам добра и справедливости, призывать людей к плодотворной работе, вселять в них бодрость, веру в лучшее будущее!

ДИВАН. Давайте!

ПОЛКА. Я продолжаю.

«Мы, дорогой Шкаф, будем жить. Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя. Мы с тобою, милый Шкаф, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы оглянемся на теперешние наши несчастья с умилением, с улыбкой, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир. Я верую, верую... (Вытирает ему платком слезы). Бедный, бедный Шкаф, ты плачешь... (Обращается ко всем членам мебельной семьи.) Вы не знали в своей жизни радостей, но погодите, друзья, погодите... Мы все отдохнем... Мы отдохнем!»

«Зрители» - Стол, Диван, Кровать и Ковер аплодируют. Полка, Стул и Шкаф благодарят их поклонами.

КОНЕЦ

Январь 2025