Валентин Красногоров

 

Об «авторской» режиссуре

 (В статье, частично использованы материалы моей книги «ОСНОВЫ ДРАМАТУРГИИ. ТЕОРИЯ, ТЕХНИКА И ПРАКТИКА ДРАМЫ».)

 

Не раз мне приходилось слышать от того или иного режиссера, что они не любят драматургию. Сначала я этому удивлялся: как это – режиссер, и не любит драму? Это все равно что птица, которая не любит воздух, или рыба, которая не любит воду. Теперь я уже ничему не удивляюсь (как наставлял Гораций, «сделать счастливым себя и таким оставаться Средство, пожалуй, одно только есть: «ничему не дивиться»). Многие режиссеры открыто и с гордостью пишут в статьях, интервью и социальных сетях о нелюбви к драме. Их тяготит «диктат литературы». Постановщиков все больше привлекает так называемая «авторская режиссура» - искусство пластических пространственно-временных композиций, где слово всего лишь вспомогательный элемент. Типичная тенденция такого рода выражена в одном из своих интервью Кирилла Серебренникова:

«Русский театр все еще очень логоцентричен, зависим от слова, от пьес, от литературы — слово нас инспирирует, наталкивает на какие-то мысли. Но я постепенно стараюсь изжить из себя эту зацикленность на литературе и мыслить даже не картинками, а визуальной пластикой.» (https://meduza.io/feature/2021/07/06/den-surka-god-surka-vek-surka )

Возникает парадокс: драматургия мешает режиссерам творить театр. Они не любят плохую драматургию, потому что она плохая – это понятно. Они не любят и хорошую пьесу, потому что им кажется, что она подавляет личность режиссера, мешает ему проявить свою индивидуальность, свое творческое авторство. Они не любят диалог, им мешают «слова», им ненавистны «буквы», Их стесняет структура пьесы, сковывают ясно очерченные характеры, сюжет, среда, в которой происходит действие. Им не нравится, что у пьесы есть идея. В хорошей пьесе все уже есть, и им кажется, что на долю режиссера будто бы ничего не остается.

Рассуждения о том, что пьеса – это «буквы», «текст», а ее интерпретация - это «перевод», «перенос», «иллюстрация» и т.п. стали охотно повторяемой банальностью. Добро бы, если они были банальной истиной (это было бы еще ничего), но они не более чем банальное заблуждение. Это заблуждение разделяется, пропагандируется и внедряется некоторыми театральными критиками (которые, впрочем, сами ни одной пьесы не написали и не поставили).

Драма – в отличие от прозы – это готовый «спектакль на бумаге», созданный драматургом (ведь хорошая пьеса – это не «слова», не «буквы», не «текст», а запись спектакля со всеми его составляющими), и этот спектакль, уже раз созданный, мешает режиссеру создать свой собственный. И чем лучше пьеса, тем труднее режиссеру разорвать путы, которыми она его связывает. Пьеса заставляет постановщика следовать за драматургом. Даже если он гениально воплотит замысел автора, все равно это будет замысел драматурга, а не постановщика. Это обидно. Режиссеру хочется самому быть автором, воплощать идеи свои, а не чужие, быть независимым от литературы, от чего-то, придуманного не им самим. «Интерпретация» становится бранным словом, чем-то постыдным и недостойным настоящего творца, индикатором вторичности и показателем бездарности. Ему хочется гулять в лесу, но только чтобы в нем не было деревьев. Ему нужно голое пространство, пустота, которая ничему не будет мешать. На этой пустоте удобнее строить свои конструкции. Поэтому постановщиков все больше привлекает так называемая «авторская режиссура» - искусство пластических пространственно-временных композиций, где слово всего лишь вспомогательный элемент. В идеале "авторская" режиссура - это режиссура без пьесы.

Вот что пишет в социальной сети постановщик - приверженец авторской режиссуры:

Хорошо сделанная пьеса для режиссера, претендующего на свой особый язык, своим качеством вынуждает его либо от этого, наработанного на классических текстах языка, отказаться и отыскивать другой (а это долго и дорого и не факт, что окупится), либо же отказаться от авторской составляющей в профессии и стать интерпретатором или же просто передатчиком (переводчиком, переносчиком) текста с бумаги/монитора на сцену.

Парадокс, но выходит, что чем лучше и сценичнее написана современная пьеса, тем меньше смысла у режиссера, перманентно претендующего на единоличное авторство спектакля (направление, когда-то заданное в режиссуре Мейерхольдом как исключение, ныне стало уже общим местом), ставить ее.

Современная режиссура очевидно авторская и очевидно претендует на первичную роль в процессе создания спектакля - это ДАННОСТЬ, это объективный факт, как время года

«Если заниматься только переносом драматургии на сцену, то это неизбежно означает отказ от авторской составляющей в профессии. Если же настаивать на авторской составляющей в режиссуре, то неизбежно нужно вносить в пьесу свое и приспосабливать ее под свой сценический язык, и для этого хорошая пьеса необязательна.»

Утверждения чрезвычайно спорные. Если режиссера заботит в основном "авторство" и "соавторство", то находится ли он на правильном пути? И определение "современности" режиссуры как "очевидной претензии на первичную роль в процессе создания спектакля" не есть аксиома и не есть объективный факт. Но, так или иначе, слово сказано: хорошая пьеса не нужна.

Стремление к «авторской» режиссуре в каком-то отношении закономерно, и к нему можно отнестись с пониманием. Вопрос только вот в чем: какая же идея и какой смысл будут у спектакля, не зависящего от литературной основы или даже полностью лишенного ее? Как режиссерское авторство осуществить на деле? Режиссер – творец «авторского» спектакля. Но какого спектакля? Очевидно, имеющего мало общего с пьесой, иначе он не будет «авторским». Ведь, если свои авторские идеи режиссер выводит из пьесы, значит, он становится лишь «интерпретатором или же просто передатчиком текста с бумаги на сцену», т.е. занимается постылой «иллюстрацией» и «интерпретацией». Если же не из пьесы – то зачем тогда она? Творите на пустом месте на здоровье. Но на пустом месте не получается. Из пустого места может возникнуть лишь пустота. Ведь важно не только то, как сказать, но и то, что сказать. Поэтому все же приходится использовать какие-то «слова», ненавистный «текст». Который ненавистен, видимо, лишь потому, что ты сочинил его не сам и не можешь считаться полностью оригинальным. 

Для создания «авторского» спектакля возможны следующие варианты.

Первый: режиссерская «работа над текстом». Его перелопачивают, сокращают и дополняют в меру способностей и вкуса постановщика. В результате все равно получается какая-то пьеса, и любая ее постановка - традиционная или нетрадиционная (хотя что такое «традиционная»?) - все равно будет трактовкой, интерпретацией. Если при этом постановщик стремится выражать не идеи драматурга, а свои собственные, например, если он берет Чехова и ставит что-то к Чехову отношения не имеющее, но зато авторское «свое», то это правильнее назвать паразитированием на чужом материале (или, как кто-то определил, «желание самовыражаться на чужой лошади»).

Второй вариант - режиссер пытается создать под свой спектакль собственную пьесу – сам или с помощью привлеченного драматурга. Естественно, опять же получается некий текст, «буквы», (как правило, инсценировки прозы или переделки чужих пьес), но только тогда буквы «свои», и потому уже не вызывающие неприязни. Если при этом случайно создается хорошая пьеса, то и спектакль может получиться хороший. То есть снова получается интерпретация. Однако, когда ставят телегу впереди лошади, далеко уехать не удается. Все-таки спектакль должен строиться на идее, на мысли, на пьесе, а не наоборот, не пьеса на спектакле. К тому же, постановка даже собственной пьесы вовсе не означает, что ее режиссура будет авторской.

Впрочем, если режиссерское авторство пробуют найти в инсценировке прозы, это редко приводит к удаче. Слов нет, многие прозаические произведения сами просятся на сцену. Но результаты часто плачевны: повествование и драма базируются на совершенно разных принципах. Однако увлечение инсценировками не иссякает. Притягательных причин обращения к прозе у режиссеров много. Можно использовать знаменитое имя классика (Толстого, Достоевского, Чехова) или популярный современный роман. Не нужно держаться жесткого каркаса и готового диалога пьесы. Можно инсценировать и придумывать спектакль самому, извлекая из романа те или иные эпизоды. В прозе характеры, поступки и события подробно описаны и прокомментированы автором, не нужно проводить утомительную работу по их расшифровке на основе скупого диалога пьесы.

Вот довольно типичное мнение режиссера: «Для меня с романом интереснее работать, чем с пьесой. Это огромное плодотворное поле, сообщающее режиссерскую энергию: из романа можно вычленить то, можно это… Подход к прозе сразу заставляет думать о поиске неповторимого театрального, сценического языка, которым будешь разговаривать со зрителем. Именно объем материала подталкивает к открытиям смыслов, помогает найти необычный, неожиданный жанр и подобраться к форме и объему спектакля. Роман исключает такую формальность, как «артисты выучили буквы и стали произносить текст». Готового текста, в котором пришлось бы существовать иллюстративно, нет: приходится во всем разбираться заново.» (Шерешевский П. // Вечерний Петербург, 13 ноября 2015).

Приведенное высказывание вызывает немало вопросов. Опять «буквы», опять «текст», опять «иллюстрация»… Но что мешает поиску «неповторимого театрального, сценического языка» (если ты им владеешь) при работе над пьесой? И разве при анализе пьесы не надо «разбираться заново»? К тому же, сочиненная инсценировка – это тоже пьеса, и все равно актерам придется соблюсти «такую формальность», как «выучить буквы» и произносить какой-то текст. Не будут же они нести отсебятину. Режиссеру, может быть, и интересно самому создавать инсценировку, одновременно объединяя ее с постановочным планом, но это вовсе не означает, что этот интерес разделят потом зрители, наблюдая получившийся спектакль.

Проблемы и недостатки театральной инсценировки прозы подробнее рассмотрены в моей книге  «Основы драматургии. Теория, техника, практика, 2021.»

И, наконец, третий вариант авторской режиссуры: сам постановщик сочиняет под свои визуальные фантазии некое либретто, с диалогом или без него, как, например, сочиняется либретто к балету. При достаточной одаренности режиссера такой театр может быть интересным, только не нужно называть его драматическим. Это будет какой-то другой театр. Насколько он может стать массовым и жизнеспособным – это другой вопрос.

 

Однако надо ли так старательно заботиться о «творческом авторстве» и «соавторстве» и о том, что скажут или напишут о тебе «в театральной среде»? Эти ли соображения должны побуждать режиссера к творчеству? Почему надо смотреть на пьесу как на нечто стесняющее твою творческую индивидуальность? Хорошая пьеса должна как раз зажечь хорошего постановщика, разбудить его фантазию, дать ему возможность проявить в полной мере себя. И тогда «авторство» и «соавторство» придут сами собой.

Режиссеры, не любящие драму, выбрали для себя ошибочную профессию. Если драма им кажется «буквами», если она их связывает и сковывает, а не освобождает и дает им крылья, то лучше им переквалифицироваться в управдомы.

 

Результат интерпретации пьесы режиссером – это спектакль, и истолкование ведется театральными средствами (мизансцены, интонация, мимика, жест, движение, музыка, сценография, свет). На основе одного произведения, литературного, возникает другое – театральное, созданное другими творцами, живущее самостоятельной жизнью и в какой-то мере оспаривающее литературный первоисточник и конкурирующий с ним. Поэтому всякая режиссура - авторская. Интерпретация - это и есть режиссерская авторская составляющая. Режиссер - это все-таки интерпретатор, что отнюдь не умаляет творческую значимость его профессии. Дирижер, скрипач, - тоже интерпретаторы, но они могут быть велики в своей профессии, и хорошо написанная музыка никак не мешает, а помогает им проявлять свою индивидуальность. Актер тоже интерпретатор роли, написанной драматургом, однако при этом он может быть великим творцом. Впрочем, в «авторской» режиссуре значимость актера тоже, к сожалению, сильно занижается: важны лишь визуальные и трактовочные находки постановщика. Если же постановщик делает спектакль, не опираясь на литературную основу или пренебрегая ею, то это просто другая профессия, для которой пока не нашли названия и по инерции называют режиссурой.

Индивидуальная, штучная режиссура – это идеал, к которому надо стремиться. Это иногда происходит, и существуют прекрасные спектакли такого рода. Но на деле не скатывается ли все чаще «авторская» режиссура к вычурности, скандалу и эпатажу? Не увлекается ли она визуальностью в ущерб слову? Оттесняя слово на задний план, не обедняет ли она сама себя? Не восхваляется ли сверх меры «постдраматизм»? Не забывается ли этическое начало драматургии и театра? Если мы пришли к ситуации, когда любой текст или его отсутствие может рассматриваться театром, как приемлемый материал для постановки (и чем хуже, тем лучше), если хорошая драматургия становится не нужной и не востребованной, то зачем вообще писать пьесы? Во что тогда превратится такой кастрированный театр?

Когда свое мнение о крайностях авторской режиссуры высказывает драматург, ему обычно отвечают презрительно и снисходительно: ведь он не понимает сущности театра, он отстал от современности и т.п. Но вот слова человека, которого никак нельзя упрекнуть в незнании театра: 

"Если театр не занимается человеком, анализом событий, явлений, то нужно закрыть этот театр. Я хочу сказать вот о чем: пошлость, невежество, хамство желают примкнуть к современности...  У всех желание к самовыражению. А кому это интересно? Ты вырази автора. А именно: "Ты — ничто. Ты — исполнитель. Ты — вторичен". Может, когда-то ты станешь Художником. Сначала раскрой автора. Тогда не надо будет придумывать что-то такое, что часто я вижу на сцене: приблизительность игры, поверхностность, безалаберность, бескультурье. Это повсеместно."

 (Римас Туминас, https://vakhtangov.ru/news/3139/)